Ковры в СССР имели двойное значение: как предмет быта и как произведение искусства. Для начала, ковер составлял символическую пару с хрусталем, говорящую о высоком достатке владельца квартиры. Если на полу или на стене помещался ковер, а лакированная горка ломилась от вазочек и конфетниц, значит, жизнь удалась и вошла в русло обеспеченности.

Это касается, скорее, брежневского времени. А после войны коврики над кроватями выглядели совсем иначе: тоненькие, с бахромой по краям, не с геометрическим орнаментом, а с легкомысленными лебедями или легконогими оленями. Такие ковры хотелось иметь всем, но предложение не могло удовлетворить спрос. В городе Алексине я видела ковер, …нарисованный на фанере. Сюжет был точно такой же, как и на тканых коврах. Такие «ковры» рисовали на листах фанеры артели кустарей, а покупатели вешали их на стену и заставляли себя думать, что они настоящие.

С другой стороны, кроме эстетического, ковер на стене имел и практическое значение. Особенно это касалось тонких стен хрущевок. Голая стена не способна была защитить от звуков соседской жизни. Ковер выполнял функцию звукоизоляции.

Именно ковер породил такой важный бытовой предмет, как красная пластмассовая выбивалка. Многим приходилось просыпаться по воскресеньям от мерных «выстрелов» выбиваемого соседями ковра.

Вторая важная ипостась советского ковра – искусство. Лучшими считались туркменские, азербайджанские, грузинские, армянские и дагестанские ковры. Такой не стыдно и вождю подарить – в музее подарков Сталину, к примеру, их были сотни, и большая часть – с искусно вытканным ликом лучшего друга полярников.

Эта ипостась тщательно культивировалась. Ежегодно устраивались выставки, издавались каталоги и художественные альбомы. Но искусство ковроткачества мало интересовало рядового советского гражданина, по первому снегу несущего свернутый в трубочку ковер во двор выбивать.



Дарья Горобцова