Александр Иванович
Жданов

1952 г.
Детство в СВУ

В Киевском суворовском военном училище (СВУ) наша рота училась с 63 по 70 годы. После этого, к сожалению сроки обучения уменьшили, сначала до трех, а потом и до двух лет. Мы же поступили одиннадцати- , а заканчивали, восемнадцатилетними, Когда наши ровесники уже год вовсю оттрудились на стройках коммунизма, или набирались высоких профессиональных знаний на первом курсе в высших учебных заведениях страны.
Выпускников СВУ в те времена зачисляли без экзаменов в любые высшие командные военные училища, в танковые и общевойсковые, артиллерийские и политические, радиоэлектроники и связи. С высшими инженерными военными училищами дело было сложнее. Почему-то командование крайне неохотно соглашалось разрешить поступление в них, и нужно было проявить незаурядные упорство и настойчивость, чтобы получить такую возможность. Кроме того, туда нужно было сдавать экзамены, при, как правило, очень высоком конкурсе, достигавшем до 10 человек на место. Самое печальное было в том, что в случае неудачи при сдаче вступительных экзаменов абитуриента посылали в лучшем случае в командное училище, а в худшем, а армию, выполнять свой священный долг Родине уже рядовым.
Взвод наш, как и вся рота, к этому времени разделился на две группы. Тех, кто пожелал продолжить службу в командных училищах, а в основном выбирали общевойсковое, киевское, так как туда зачисляли сразу на второй курс (но были и те, кто пожелал учиться в танковом и радиоэлектроники). И тех, кто хотел поступать в высшие военные инженерные, в том числе в артиллерийское, авиационное и училище связи.
В последнюю группу входили и мы, трое друзей: Витя, Сережа и я, собираясь поступать в три последние перечисленные училища.
Нагрузка в выпускном классе тогда была очень большая. На самоподготовке мы едва успевали подготовить уроки на следующий день. Чего стоили задания по «Военному переводу» (2 урока в день, помимо просто английского): каждый день учить пару десятков новых слов, и страницы текстов, наизусть по военной тематике на английском языке. Времени для подготовки к вступительным экзаменам уже катастрофически не хватало. Нужно было искать выход.
Рота тогда располагалась на третьем этаже правого крыла здания (если стоять лицом к училищу), а на втором этаже, под нами, рядом с борцовским залом, был тогда небольшой класс, который использовался всеми ротами, как ленинская комната, для проведения различных общественно-политических мероприятий, вроде ленинских уроков или политинформаций. Там, как и в любом классе стояли столы и стулья, были развешены посвященные жизни и деятельности вождя красочные стенды.
За семь лет в училище мы успели облазить его от подвала до чердака и побывать почти во всех его закоулках. Для нас не существовало дверей за которые мы не могли бы проникнуть, так как при желании подбирали ключ к любому входу, в любое помещение. Поэтому без труда удалось раздобыть его к замку от двери и этой комнаты. Идея была простая: после отбоя там можно было в тишине готовиться с экзаменам. Здание было построено еще в 1915 году. Плотно закрывавшиеся высокие старинные толстые дубовые двери, без стекол, почти не пропускали звуков, а тем более табачного дыма. Это было важно, так как почти все мы, несмотря на категорический запрет, курили и могли это делать прямо в помещении. Дежурный по училищу, если бы каким-то образом случайно и проходил мимо по коридору, не смог бы нас обнаружить. Конечно, теоретически была возможность, что кто-то из офицеров дежурной службы обратит внимание на освещенные окна, прогуливаясь вокруг здания, но такой необходимости, или привычки у них не было.
Офицеры-воспитатели, остававшиеся в роте на ночь на дежурство, обычно проверяли наличие спящих в кроватях визуально, проходя по рядам спальни несколько раз, пока не утихнут разговоры и все, угомонившись, не заснут. У каждого из них были свои привычки, которые мы за 7 лет очень хорошо изучили и умело использовали в своих целях. Чаще всего вскоре, после объявления отбоя, выключив свет, дежурный офицер, не утруждая себя, отправлялся в канцелярию, где спустя некоторое время, почитав газетку, укладывался спать. Но, только один из них через некоторое время вновь возвращался в спальню и еще долго прохаживался, проверяя наличие суворовцев в постелях по головам.
Это был один из самых опытнейших офицеров-воспитателей, командир 4 взвода майор Лазуренко Алексей Яковлевич, который имел «скверную» на наш взгляд привычку вооружившись фонариком ходить вдоль рядов, присматриваясь к спящим. Поэтому, чтобы не обнаружить себя, мы придумали класть в постель шинель, придав ей положение накрытого с головой одеялом спящего тела, с согнутыми в коленях ногами.
Естественно, что редко кто-то тогда спал, накрыв голову одеялом. И нам нужно было как-то постепенно приучить к этому Алексея Яковлевича. Как и следовало ожидать, вначале он несколько раз, заинтересовавшись и, видимо, беспокоясь о самочувствии спящего, пытался очень аккуратно, по-отечески, слегка оттянуть одеяло с его головы. Но каждый раз, нарвавшись на возмущенные протесты Виктора, или мои, в дальнейшем стал остерегаться делать такие проверки и перестал обращать на это внимание. Этого-то мы и добивались.
И уже даже на дежурстве майора Лазуренко, после объявления отбоя, дождавшись когда он выходил первый раз из спальни в канцелярию, мы тщательно замаскировав свои постели, отправлялись в свою комнату.
Погода стояла очень теплая, сквозь открытые на всю ширину огромные окна в помещение проникал свежий чарующий весенний воздух, пропитанный запахом цветущего за футбольным полем кадетского сада. Вот уж, действительно, чудная украинская ночь! Настроение было великолепное.
В тишине занятия проходили весьма продуктивно. Они длились так по несколько часов довольно длительное время. Но постепенно к нам стали присоединяться и любители развлечений. Эти ребята не готовились к экзаменам, для них все было уже решено, а приходили покурить на свежем воздухе, обсудить животрепещущие вопросы нашей текущей и будущей жизни, поиграть в преферанс.
Однажды ночью в дверь кто-то постучал. Это было настолько неожиданно, что все мы буквально остолбенели и притаились, затаив дыхание. Стук становился настойчивее.
Громкий командирский голос майора Лазуренко назвал фамилии:
- Жданов, Василенко **! Я знаю, что Вы там! Немедленно откройте.»
Надо было что-то делать. Дверь майор вряд ли сможет открыть. Ключа у него быть не должно, иначе он им бы уже давно воспользовался. Ломать ее никто не станет, это было невозможно. Мы стали шепотом совещаться, что предпринять в данной ситуации.
В принципе можно было тихо отсидеться до тех пор пока у стоявшего за дверью майора иссякнет терпенье и, решив что нас здесь все же нет, если у него, конечно, не было полной уверенности в нашем там присутствии, он уйдет. Не будет же стоять под дверью до утра. Существовала, правда, вероятность того, что Алексей Яковлевич сможет сходить к дежурному по училищу, у которого по идее должны были хранится дубликаты ключей от всех училищных помещений, и тогда, если ключ там найдут, то дверь все же сумеют открыть. Но это потребует некоторое время: метров 100 туда и обратно, да там минут пять на поиски.
Хотя, конечно, этот вариант был все же маловероятен. Майору тогда нужно было бы объяснить причину своей просьбы дежурному по училищу офицеру, а значит вынести сор из избы, так как на следующий день тот был бы обязан доложить о происшествии начальнику училища.
В принципе можно было за это время успеть выскочить из класса и добежать до спальни. Но уверенности в том, что это удалось бы сделать, не натолкнувшись на Лазуренко, не было, а действовать нужно было только наверняка. Портить себе характеристику перед выпуском ни у кого из нас желания не было. Тем более, что в случае поимки, командование могло бы запретить нам поступление в выбранные уже училища, направив в самые непрестижные. Был еще один выход. Окна в здании за многие годы (с 1915- го!), рассохлись, закрывались часто неплотно и летом их зачастую прикрывали, не закрывая на шпингалеты. Можно было попробовать добраться по карнизу до окон соседней комнаты – борцовского зала. И если они не закрыты изнутри, забраться вовнутрь. А там дождаться пока майор уйдет и вернуться обратно. Комната наша находилась на втором этаже, вдоль которого с внешней стороны шел узкий- сантиметров 20 карниз. Конечно, передвигаться по нему было не совсем безопасно. Падение с высоты высоченного второго этажа, 5,5 метров от земли, было бы чревато неприятными последствиями. Но что делать? Перспектива быть пойманными в этом помещении, после отбоя, несмотря на то, что мы находились там даже и с благой целью, совсем не улыбалась. Пойди потом докажи, что мы там занимались только подготовкой к экзаменам, а не каким-то гнусными делами. Да и в комнате было сильно накурено, что послужило бы отягчающим обстоятельством. Поэтому решили пробираться по карнизу. Окно в борцовский зал открылось легко, и мы осторожно влезли в помещение. А когда шум за соседней дверью затих, вернулись, как ни в чем не бывало, назад, а потом и в спальню незамеченными.

Долго потом мы ломали голову над тем, как это Алексей Яковлевич сумел узнать о нашем отсутствии в спальне.
Возможно постепенно просто потеряли бдительность, и кто-то не совсем тщательно замаскировал свою кровать? А может быть он обратил внимание, что слишком многие стали спать в теплом помещении накрывшись одеялом с головой? Но уж совсем непонятным было откуда он узнал местонахождение класса, в котором мы занимались. Этого нам так и не удалось узнать никогда.
Тем не менее, мы потом еще долго смеялись и шутили, рисуя себе картину того, как осторожно майор пытается определить, есть ли в кровати Виктор, или я. Шепотом зовет по фамилии и не дождавшись ответа, очень аккуратно пытается отвернуть край одеяла с головы. Можно было представить выражение лица у майора, когда он увидел сначала в одной, а потом и в других постелях, тщательно сложенную шинель!

Прошли годы. Уже старым старшим лейтенантом в воинской части я не жалел ни сил, ни здоровья, борясь с дедовщиной. Вот уж когда мне помог бесценный кадетский опыт и урок данный нам опытным майором!
Но об этом в следующем рассказе.